Память сердца вернее памяти разума. То, что забыто головой, занятой не дающими ей отдыха органами чувств, подспудно хранится в потаённых сокровищницах сердца. Сердце не знает заблуждений ума. Оно исправит все его ошибки.
Иль был он создан для того, чтобы побыть хотя мгновенье в соседстве сердца твоего?Таков эпиграф из юношеского стихотворенияИвана Тургенева “Цветок”, предпосланный к сентиментальному роману “Белые ночи” Фёдора Достоевского. Достоевскому в пору издания романа было 27, Тургеневу 30, а поэту Алексею Плещееву, которому и посвящён роман, 23. Литературные отношения трёх молодых людей отразил цветок. Каков он был? И что это за отношения?
Один из романов Тургенева начинается с милой болтовни трёх юношей, отдыхающих на лоне природы среди трав и цветов, словно кузнечики. “И весь день, в траве высокой лёжа, слушать бы я рад, как заботливые пчёлы вкруг черёмухи жужжат”, – скажет в стихотворении “Мой садик” Плещеев. И мужчины не чужды радостям бескорыстного любования природой. Даже самурай, забыв где-то один из двух своих мечей, способен залюбоваться вишнями в цвету, вызывая удивление японского поэта, что говорить о миролюбивых славянах, среди которых воинское сословие даже было выделено в отдельный этнос, казачество.
“Белые ночи” – это роман-монолог, исповедь юного мечтателя о его фантазиях. Здесь всё плод воображения. И даже кое-что в эпиграфе. Но память сердца вернее. И то, что вообразил в эпиграфе повествователь, хоть и художественная, но реальность…
А вообразил себе мечтатель всего лишь союзное словечко “Иль”. У Тургенева вместо него стоит вводное слово “Знать”.
Формально разница невелика, но объективное разделительное значение союза подразумевает совсем другое, нежели хоть и субъективное, но категорическое утверждение вводного слова.
Юноша, мечтающий быть цветком, для того, чтобы стать ближе к своей возлюбленной, оказаться в её руках, прильнуть к её локону, к её груди. Это традиционная поэтическая ситуация из империи чувств от Клеопатры. Ведь для такой близости цветок должен быть сорван… Но самопожертвование не в натуре настоящего аристократа, и лирический герой становящегося эпиграфом стихотворения, а его автор - русский аристократ, срывает цветок, чтобы украсить себя, а сам и не помышляет об участи цветка. Он походя срывает его в траве, после минутного сожаления уверяясь, что такова судьба бедного растения.
Несколько иным юный эстет-ботаник предстаёт в эпиграфе у Достоевского, меняющего всего одно слово, но повествователь у классика не ошибается. Автор предполагает, что с точки зрения Тургенева, как героя отношений сентиментального романа, у цветка может быть и другая судьба, судьба цвести и пахнуть, а не быть сорванным для услаждения. Об этом и свидетельствует разделительное союзное слово “иль”. Тургенев для автора сентиментального романа сентиментален, чувствителен, рефлексует над цветочком не меньше, чем князь Андрей у Льва Толстого, лежащий в эпопее “Война и мир” на поле Аустерлица под голубым и прекрасным небом.( Collapse )
Из воспоминаний поэта Эдуарда Григорьевича Кузнецова: Как рождаются стихи? Что может послужить толчком? - Все что угодно. Песню "Когда плачут тюльпаны" я, например, написал у телевизора. Перед Днём Победы крутили какой-то ролик: Пискаревское кладбище, тюльпаны. Видно, их только что полили. На тюльпане вода - как слеза. У меня сразу - образ: тюльпаны плачут по не пришедшим из боя солдатам! Текст написал на одном порыве и сразу решил - песню должен исполнить А кто музыку напишет? Пожлаков! Так совпало, что Станислав как раз месяцев девять не пил. Прочитал ему стихи по телефону. Минута молчания. "Что ты молчишь?" - "Ты не знаешь, что ты написал! Я наконец-то тебя зауважал как поэта!" -"Перестань!" - "Нет, ты не представляешь, какая у нас песня будет!" Музыку Пожлаков тоже написал на одном дыхании. И Хиль записал песню на одном дыхании! И поет уже 20 лет! После одного из концертов звонит: "Эдик, сегодня я пою "Тюльпаны", а в первом ряду полковник плачет!"
В память павших героев вновь пришли ветераны Поклониться земле, что их славу хранит, А в рассветной заре тихо плачут тюльпаны И роняют росу, как слезу, на гранит!
Припев:
Снова птицы поют в небесах утром рано, И пылает малиновым цветом закат, Только всё ещё плачут, всё плачут, всё плачут На рассвете тюльпаны, Как живые сердца не пришедших из боя солдат!
Они плачут, как люди, они плачут по людям, Что вернули нам снова и мир, и весну. Все тюльпаны земли помнят грохот орудий И, как люди, хотят сохранить тишину!
Не зажить никогда нашей памяти ранам, И вовек не забудет сынов своих Русь! Пусть колышут ветра, как знамёна, тюльпаны, В этих алых цветах и Победа, и грусть!
Что ни говори, а весна, пожалуй, самое оптимистичное время года: тут тебе и волжский разлив, и возвращение певчих птах, и волнующие запахи цветущей сирени, вишни, яблони… Вот и в моём любимом городе детства Таганроге весенний воздух настолько насыщен бесподобным ароматом цветущих акаций, что от него кружится голова и хочется как можно дольше сохранить непередаваемые ощущения лёгкости и душевного подъёма. Эти немного ностальгические размышления привели меня к мысли описать судьбу ещё одной русской песни-романса – «Белой акации гроздья душистые», которая имеет свои интересные, на мой взгляд, перипетии.
Мужской хор «валаам» — Слышали, деды, война началася
Довольно забавно, что существует два абсолютно равных по красоте романса, воспевающих цветущую акацию и сопутствующие настроения, возникающих один из другого и имеющих при этом ещё пару-тройку ответвлений. Но я снова забегаю вперёд, а, как говаривал А.С.Пушкин, «Il servigio delle muse non soffre frivolezza», то бишь, «Служенье муз не терпит суеты».
Авторство первого по времени появления романса теряется в музыкальной истории. Существует несколько «исходных» версий со своими авторами текстов и музыки. Согласно одним источникам, романс «Белой акации гроздья душистые» был впервые опубликован в 1902 году. В конце 19-го века в Санкт-Петербурге немец Юлиус-Франц-Генрих-Мартин Циммерман открыл нотный магазин и музыкальное издательство, опубликовав произведения Балакирева, Гречанинова, Танеева и других русских музыкальных классиков.
Tamara Lund-Valkoakaasiat.
В том числе, им же издавалась серия «Цыганские ночи», в которой и напечатали наш романс без указания авторов. Другие источники называют отправной точкой 1903 год, когда в серии «Цыганские песни Н. П. Люценко», издаваемой в том же Питере «Нотопечатней В. Бесселя и Ко», был опубликован клавир романса «с вокальными партиями для тенора и сопрано».
По крайней мере, два этих источника объединены «цыганским» происхождением романса, что, в общем-то, для того времени и не сильно удивительно, равно как и отсутствием авторов музыки и слов. С ростом популярности романса и его распространением на граммофонных пластинках по городам и весям росло лишь количество приложивших к нему руку постфактум.
Из к/ф «Дни Турбиных» — Белой акации гроздья душистые
Например, со словами «экспериментировали» Варя Панина (1903), Волин-Вольский, А. Пугачёв. Музыку на свой лад аранжировали А. Зорин (он же А. М. Цимбал) (1903), М. Шаров, М. К. Штейнберг (1906) – каждый из них отличился в написании или переписывании тех или иных «цыганских романсов». Многие исследователи считают, что словами романса «Белой акации гроздья душистые» является творчески переработанное стихотворение упомянутого А. Пугачёва, хотя документальных подтверждений тому доселе не обнаружено.
Алла Баянова — Белой акации гроздья душистые
А вот дальше бедный романс куда только судьбинушка не забрасывала. К 1914 году он был столь исполняемым и любимым, что «ушёл» добровольцем в Первую мировую войну, где приобрёл другие слова на тот же самый мотив (сия традиция, как мы уже знаем, была поддержана многими песнями также и во время Великой Отечественной войны).
Теперь это уже была «Слыхали, деды, война началася». В 1917 году свершилась та, о которой так долго говорили большевики, после чего страна погрузилась в пучину другой войны – Гражданской. И вновь наш романс оказался на передовой, притом с обеих конфликтующих сторон и практически с одинаковыми словами припева.
Людмила Сенчина — Белой акации гроздья душистые
У «белой гвардии» это была песня «Мы смело в бой пойдём» с вариантами слов «Вот показались красные цепи/С ними мы будем драться до смерти» и идеей умереть «за Русь святую», на что красноармейцы вмиг ответили сначала «Вот и окопы/Трещат пулеметы/Но их не боятся/Красные роты», а после и вовсе ускорили темп до маршевого, мелодии припева придали элементы гусарской мазурки и выдали на-гора песню «Смело мы в бой пойдём», умирая уже «за власть Советов».
Так, триединым, романс и продолжал жить. «Добровольческую» версию, конечно, вряд ли кто-то исполнял, а вот исходный романс «Белой акации гроздья душистые», упомянутый, к слову, в книге Ильфа и Петрова «12 стульев» Остапом Бендером в контексте «Белой акации, цветы эмиграции», и, конечно же, «Смело мы в бой пойдём» ждала более счастливая судьба.
Мария Пахоменко — Белой акации гроздья душистые
В 1975 году Владимир Павлович Басов работал как режиссёр над своим новым фильмом по пьесе Михаила Булгакова «Дни Турбиных», и довольно тонко обыграл тот момент, что одна и та же песня звучала в своё время по разные стороны баррикад. В качестве музыкальных специалистов были приглашены поэт Михаил Матусовский и композитор Вениамин Баснер.
Вот как вспоминал сам Михаил Львович о своей работе над фильмом: «Приступая к съёмке „Дней Турбиных“, Владимир Павлович вспомнил, что в те давние времена, когда происходит действие пьесы Булгакова, в моде был романс „Белой акации гроздья душистые“, мелодия которого позднее изменилась почти до неузнаваемости, приобрела маршевый характер и легла в основу известной революционной песни „Смело мы в бой пойдём“.
Режиссёр захотел, чтобы темы этих двух песен прозвучали в картине как отзыв, эхо, отдалённое воспоминание тех лет, и поставил такую задачу передо мною и композитором Вениамином Баснером. Так появились в фильме две песни».
При этом песня о бронепоезде «Пролетарий» позже так никому из исполнителей не приглянулась, став лишь рядовой и одной из многих, а вот «Романс», как назвали поэт и композитор песню-реминисценцию к «Белой акации», обрёл свою вторую молодость.
В итоге все вспомнили и исходный цыганский романс, который вновь стал исполняемым известными певцами наряду с новым творением Матусовского и Баснера. Чему я, к слову, несказанно рад, так как и тот, и другой вариант весьма красивы и задушевны – каждый по-своему, а сам романс «Белой акации гроздья душистые», как мы видим, прекрасно себя чувствует аж в четырёх ипостасях.