© 2009 Jupiterimages
"Он явно не тот человек, за кого себя выдает", - главный лозунг милицейского детектива вполне применим к людям творческих профессий. Все они явно с луны свалились, хотя очень долгое время притворялись порядочными людьми. Ну, или, во всяком случае, были не теми, за кого их принимали вначале. Джозеф Конрад был морячком, а вот Вудхауз - банковским клерком. Вийон – все больше по бандитской части, Ронсар работал пажом при дворе Франциска I, Антонио Вивальди – священником, при этом умудрялся, не служа мессы, сочинять бесчисленные оперы и концерты, Тютчевбыл дипломатом, Фет помещиком. Чехов, Вересаев, Булгаков - врачи.
Кстати сказать, дед Чехова и вовсе был крепостным. Отец Чехова торговал в лавке. Стало быть, Антону Павловичу судьба уготовила жизнь мелкого лавочника, купчишки или того хуже - если бы должники захотели разобраться с отпрыском того, кто их оставил с носом. Папа Чехова от долгов смылся в Москву. Позже туда же устремится и будущий писатель.
У Чехова это замечательное свойство русского человека - искать свое место в жизни от рождения до гробовой доски, занимая чужое, - выражено наиболее пронзительно.
Все чеховские герои томятся жизнью, лелея неосуществимую мечту "увидеть небо в алмазах".
Дядя Ваня хотел стать Ницше или Шопенгауэром, а вместо этого служит экономом в заложенной и перезаложенной за долги усадьбе своей придурковатой мамаши. Правда, несколько неясно, было бы легче дяде Ване, случись ему быть немецким философом, который под конец жизни сошел с ума?
Вечный русский вопрос.
Ну, а Ницше-то кто есть такой? – Неудавшийся музыкант, который всю жизнь завидовал Вагнеру.
Уж лучше дяде Ване сосредоточить свои помыслы на Шопенгауэре, который в свою очередь мог бы стать удачливым коммерсантом.
Забавно только представить, как могли бы провернуть какое-нибудь дельце купчишка Чехов и менеджер среднего звена Шопенгауэр, если бы их "жизнь удалась".
Кстати сказать, дед Чехова и вовсе был крепостным. Отец Чехова торговал в лавке. Стало быть, Антону Павловичу судьба уготовила жизнь мелкого лавочника, купчишки или того хуже - если бы должники захотели разобраться с отпрыском того, кто их оставил с носом. Папа Чехова от долгов смылся в Москву. Позже туда же устремится и будущий писатель.
У Чехова это замечательное свойство русского человека - искать свое место в жизни от рождения до гробовой доски, занимая чужое, - выражено наиболее пронзительно.
Все чеховские герои томятся жизнью, лелея неосуществимую мечту "увидеть небо в алмазах".
Дядя Ваня хотел стать Ницше или Шопенгауэром, а вместо этого служит экономом в заложенной и перезаложенной за долги усадьбе своей придурковатой мамаши. Правда, несколько неясно, было бы легче дяде Ване, случись ему быть немецким философом, который под конец жизни сошел с ума?
Вечный русский вопрос.
Ну, а Ницше-то кто есть такой? – Неудавшийся музыкант, который всю жизнь завидовал Вагнеру.
Уж лучше дяде Ване сосредоточить свои помыслы на Шопенгауэре, который в свою очередь мог бы стать удачливым коммерсантом.
Забавно только представить, как могли бы провернуть какое-нибудь дельце купчишка Чехов и менеджер среднего звена Шопенгауэр, если бы их "жизнь удалась".
© 2009 Jupiterimages
Все толстовские герои прямо-таки одержимы поисками себя в этой жизни. Пьер Безухов бросается в богоискательство, которое его приводит в масоны. Левина обуревают идеи, "как обустроить Россию". Причем чем больше он прилагает к этому усилий и средства, тем меньше толк.
Надо сказать, что и сам Толстой немало покуролесил на своем веку. Это на старости лет он станет пророком в своем отечестве и моралистом. А начинал "матерый человечище" свою героическую биографию вполне прозаически, заразившись сифилисом в Казанском публичном доме.
Именно в имении помещика Фета чуть ли не на смерть поссорились два русских писателя Иван Сергеевич и Лев Николаевич, Тургенев и Толстой. Добро бы из-за какого-то важного писательского вопроса, а то ведь по пустяку, просто у Льва Николаевича было плохое настроение.
Ну и как тут не упомянуть о дедушке Ленине, которому и принадлежит закавыченное определение классика. Во всех анкетах он значился как литератор!
Писатель из другой эпохи, который строил свою биографию по толстовскому канону, Александр Солженицын, в свое время работал учителем математики в Рязани.
Надо сказать, что и сам Толстой немало покуролесил на своем веку. Это на старости лет он станет пророком в своем отечестве и моралистом. А начинал "матерый человечище" свою героическую биографию вполне прозаически, заразившись сифилисом в Казанском публичном доме.
Именно в имении помещика Фета чуть ли не на смерть поссорились два русских писателя Иван Сергеевич и Лев Николаевич, Тургенев и Толстой. Добро бы из-за какого-то важного писательского вопроса, а то ведь по пустяку, просто у Льва Николаевича было плохое настроение.
Ну и как тут не упомянуть о дедушке Ленине, которому и принадлежит закавыченное определение классика. Во всех анкетах он значился как литератор!
Писатель из другой эпохи, который строил свою биографию по толстовскому канону, Александр Солженицын, в свое время работал учителем математики в Рязани.
© 2009 Jupiterimages
Почти все советские сатирики выпорхнули из МАИ. Андрей Вознесенский окончил МАРХИ. Филфак МГПИ имени Ленина долгое время служил поставщиком в отечественную культуру бардов (Юрий Визбор, Юлий Ким), писателей (Юрий Коваль) и поэтов-песенников (Юрий Ряшенцев). Но только не учителей русского языка и литературы, для производства которых и предназначен сей розовый особняк на Малой Пироговке. Кстати сказать, в свое время наша альма матер была приютом института благородных девиц.
Иной раз кажется, что не только люди, но и дома явно играют не свойственные им роли. К примеру, шедевр русского модерна Шехтелевский особняк на Спиридоновке достоин лучшей участи, чем всю жизнь быть музеем "буревестника революции" Горького. И наоборот - его флигель, который стал пристанищем музея Алексея Толстого, не справляется с возложенными на него обязанностями усадьбы красного барина.
Все смешалось в этом мире: дома, люди, судьбы. Но, как ни суди, а все же хорошо, что пару-тройку учителей страна так и не досчиталась.
Зато все с упоением ночной порой у костра хором орут бессмертные слова:
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встречусь я с тобою?
Весьма возможно, что душа Визбора как раз и томилась тем, что ее пристанище, то бишь бард, не был пределом ее мечтаний…
Иной раз кажется, что не только люди, но и дома явно играют не свойственные им роли. К примеру, шедевр русского модерна Шехтелевский особняк на Спиридоновке достоин лучшей участи, чем всю жизнь быть музеем "буревестника революции" Горького. И наоборот - его флигель, который стал пристанищем музея Алексея Толстого, не справляется с возложенными на него обязанностями усадьбы красного барина.
Все смешалось в этом мире: дома, люди, судьбы. Но, как ни суди, а все же хорошо, что пару-тройку учителей страна так и не досчиталась.
Зато все с упоением ночной порой у костра хором орут бессмертные слова:
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встречусь я с тобою?
Весьма возможно, что душа Визбора как раз и томилась тем, что ее пристанище, то бишь бард, не был пределом ее мечтаний…
Игорь Михайлов
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru