lera_komor (lera_komor) wrote,
lera_komor
lera_komor

Categories:

РУССКИЙ РОМАН РЕМАРКА

 

280 400
Wikimedia Foundation 
Эта русская с неспокойной и мятущейся душой и бледным аристократическим лицом сумела вытеснить из его жизни Пуму. Ему казалось, что это невозможно, что Пума, какая бы она ни была, чтобы между ними не происходило, чтобы не разъединяло – это навсегда.

После встречи с Наташей у него возникло ощущение, что можно влюбиться и после Пумы. В январе ощущение стало уверенностью и совсем скоро чувством. Наташа отвечала ему взаимностью…


"…длинное тело – египетская кошка"

Ей было 35 лет, она происходила из дома Романовых, её отец был родным братом русского царя Александра III. Ему она напоминала мальчишку, озорного сорванца, хотя была замужем второй раз и второй раз неудачно – муж больше внимания уделял мужчинам, чем ей. Она страдала, но терпела, вечная черта русских женщин, но в отношении Наташи он ошибся – она терпела до поры до времени, потом от мужа ушла.

В 1930-х она была известна как манекенщица и актриса, снялась в нескольких французских фильмах с Морисом Шевалье и Кери Грантом. Как и Марлен была интеллектуалкой, много читала, дружила с Жаном Кокто и Антуаном де Сент-Экзюпери. Он был пленён ею – её точеной фигурой, серыми глазами, мягкой грациозной походкой. Его всегда тянуло к женщинам кошачьей породы, русская была "кошкой" с головы до ног. В дневник он записал: "Красивое, чистое, сосредоточенное лицо, длинное тело – египетская кошка".

Лёгкий, поначалу ни к чему не обязывающий флирт – встретились-разошлись, незначительные слова, так, ни о чём и обо всём на свете, ухаживание на грани, вот-вот готовое перейти границу – превратился в сильное и глубокое чувство, и их потянуло в объятия друг к другу...

"Лучик света среди кукол и обезьян"

В Америке ему всё время было не по себе, он был угрюм, боли в сердце не давали покоя, он постоянно хватался за лекарства. В мае 1942-го вместе с Лионом Фейхтвангером, Томасом Манном, Францем Верфелем и другими видными немецкими эмигрантами он подписал обращение к американским интеллектуалам с просьбой оказать помощь эмигрантам – бедным и неизвестным, влачившим в Америке жалкое существование.

300 370
Wikimedia Foundation 
От любой другой политической и общественной деятельности уклонялся, как уклонился от уговоров вице-президента США Генри Уоллеса принять участие в пропагандистской работе против рейха.

Он мог зависеть от своего ремесла, от любви к женщине, но не от политики. При всей своей нелюбви к фашизму, которая прорывалась в его книгах, политикой предпочитал не заниматься. Не участвовать значило быть независимым.


В Америке Наташа была для него "лучиком света среди кукол и обезьян", с которыми ему иногда приходилось общаться. Он был романтиком и никак не мог изжить из себя этот романтизм. Но чувства эти всегда сдерживал, волю давал им только в письмах и дневнике.

Только там он мог написать: "Наташа, Твой голос был слышен по телефону так ясно, будто Ты находилась в соседней комнате – ещё тут, ещё со мной, ещё в моей голове. Я слегка прикрываю уши, дабы продлить его звучание там, в моих мечтах, и вижу Твои серые, дивные, вопрошающие кошачьи глаза. И я беру своё сердце, и бросаю его в ночь, и подхожу к окну, и гляжу вниз на запретный город, и ощущаю на лице дыхание ветра, и вдруг снова и снова думаю о том, как это чудесно – жить и – быть в Твоих мыслях и Твоём сердце".
 
280 400
Wikimedia Foundation 
Только в дневнике и письмах – в романах нет. В романах всё было жёстче и беспощадней, они были, как и сама жизнь, трагичны и печальны, его герои страдали, мучились и умирали, но избегали высоких слов. Себе он мог их позволить, они шли из самого сердца, он выплёскивал, не боясь расплескать, то, что чувствовал, чем жил в ту или иную минуту.

Но своенравная неврастеническая Наташа показывала характер, и как когда-то с Марлен, он часто ссорился с нею, а, поссорившись, топил печаль и тоску в вине, хотя был чистокровным немцем. И никогда националистом.

Ещё до войны в одном из своих парижских интервью заявил: "Нет, я не еврей… Вопреки распространённому мнению, евреи в Германии были самыми истовыми патриотами… Для меня национальное чувство приемлемо, если оно питает культуру и прогресс, а не отражает абсурдное представление о превосходстве над всеми народами".

Вопрос был вызван тем, что когда на его родине вышел роман "На Западном фронте без перемен", националисты обвиняли его в измене и распространяли слухи, что он никакой не Ремарк, а Крамер, ну а кто такие "крамеры", известно всем – настоящий немец никогда бы не мог написать роман "против немцев".

Одновременно у него завязались отношения с Сандрой Рамбо. Наташа ревновала, как может ревновать неистовая русская женская натура – устраивала сцены, плакала, обвиняла во всех грехах – она не хотела делить его ни с кем.

Его продолжали мучить сильные боли в сердце, временами он испытывал ужасные головокружения, не знал, куда себя деть, пьянство и отношения с двумя женщинами заводили в тупик. Он не мог писать, не мог заставить себя сесть за машинку – какое там вдохновение! Наташа упрекала его в лени и пристрастии к алкоголю. Его мучило ничегонеделанье, но ему не писалось, и он продолжал жить, как жил.

350 280
Wikimedia Foundation 
Тем временем самая ужасная война подошла к своему логическому концу, и закончилась тем, чем заканчиваются все войны – победой одних и поражением других. В Москве торжествовали крушение Берлина, Европа постепенно приходила в себя, но бывшие союзники продолжали побаиваться "дядюшки Джо".

Он неожиданно ожил, воспрянул духом, собрался с силами и сел за стол, ему пришла идея написать "русскую книгу". В 1945-м он вставил чистый лист бумаги в машинку и вывел: "Время жить и время умирать".

Возвращение Марлен

Неожиданно в Нью-Йорке объявилась Марлен. Жизнь в Париже с Габеном продолжалась недолго и разлетелась вдребезги, она вернулась в Штаты, хотела начать всё с начала, но ему это уже не было нужно. Они всё же провели одну ночь вместе, но он уже не был тем сходящим от неё с ума Равиком, да и у неё от той Пумы, которую он когда-то безумно любил, мало что осталось.
 
340 270
Wikimedia Foundation 
Они расстались разочарованные и недовольные друг другом – всё разбилось, склеить ничего, ничем и никогда было невозможно. Он и до этой ночи – после того, что между ними было, после того, что между ними стало – понимал это. Уходя, поймал себя на мысли, что любит память о любимой женщине, но не женщину, от которой когда-то сходил с ума.

Узнав о том, что случилось, Наташа устроила ему скандал, сказала, что всё, хватит, ей это надоело, она уходит… и осталась. Его всегда восхищала непоследовательность женщин, Наташина умиляла.

Роман с этой, не вписывавшейся ни в какие рамки русской, был мучителен, сладостен и прекрасен. Все его мысли, где бы он ни был, были о ней. Она похитила его свободу, она поработило всё его существо. Так долго продолжаться не могло, но освободиться от неё сразу и бесповоротно он не мог. Как и с Марлен, они жили то вместе, то порознь, то в Париже, то в Нью-Йорке, он изменял ей с другими женщинами, но ни одна из них не могла вытеснить её из его сердца...
 
 

Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru

Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments