wikimedia.org
Еще много-много лет после того, как совсем обветшали окна и двери, и порог пушкинского дома, - пышная сирень каждую весну раскрывала для людей свои душистые цветы. Когда-то ее сажали и холили чьи-то заботливые руки, и сирень заглядывала в комнату Пушкина. А потом всё кануло в Лету.
И вот теперь выровнялись и порог, и ступени, и окна пушкинского дома, и мы вновь посадили сирень, и, как прежде, дарит она мечтательному путнику свои цветы…
Имя бессменного директора Государственного музея-заповедника Михайловское всегда было окутано легендами. И нельзя казать, что Семен Степанович Гейченко не давал повода для их возникновения. Одних посетителей в гостинице Пушкинских горок поражал несмолкаемый звон и блеск различных чашечек, блюдечек, чайничков, сверкающих разноцветной глазурью, и пузатая важность самоваров. Других – огромное количество пьяного люда, утраивающееся в дни пушкинских праздников. Что не мудрено – в один из таких дней по музею в бричке возили целую бочку коньяку! И до сих пор в день рождения поэта эта традиция нерушима. Сказка!

wikimedia.org
И вот теперь выровнялись и порог, и ступени, и окна пушкинского дома, и мы вновь посадили сирень, и, как прежде, дарит она мечтательному путнику свои цветы…
Так писал в своей книге "У Лукоморья" Семен Степанович Гейченко. Теплые слова человека, который отдал всего себя Пушкину. В феврале исполняется 110 лет со дня его рождения. Хороший повод вспомнить этого легендарного человека.
Иной раз кажется, что таких людей не бывает, что залетел он в этот век из далекого прошлого.
В его биографической метрике читаем: "Петергоф. Санкт-Петербургская губерния. Российская империя". Он ушел из жизни в 1993 году, когда Ленинград стал вновь Санкт-Петербургом, но область так и осталась Ленинградской.
Иной раз кажется, что таких людей не бывает, что залетел он в этот век из далекого прошлого.
В его биографической метрике читаем: "Петергоф. Санкт-Петербургская губерния. Российская империя". Он ушел из жизни в 1993 году, когда Ленинград стал вновь Санкт-Петербургом, но область так и осталась Ленинградской.
Имя бессменного директора Государственного музея-заповедника Михайловское всегда было окутано легендами. И нельзя казать, что Семен Степанович Гейченко не давал повода для их возникновения. Одних посетителей в гостинице Пушкинских горок поражал несмолкаемый звон и блеск различных чашечек, блюдечек, чайничков, сверкающих разноцветной глазурью, и пузатая важность самоваров. Других – огромное количество пьяного люда, утраивающееся в дни пушкинских праздников. Что не мудрено – в один из таких дней по музею в бричке возили целую бочку коньяку! И до сих пор в день рождения поэта эта традиция нерушима. Сказка!
Нагибин в своих дневниках вспоминает, как один польский профессор, славист, приехавший на очередные пушкинские чтения, бежал, едва дыша, в Питер. Больше пить он был не в состоянии…
Эпоха Гейченко в Пушкиногорье началась после войны, с которой он возвратился инвалидом. Сам Гейченко рассказывает об это так: "Вызвали меня к высокому начальству, говорят: "Поезжай-ка ты, брат, в Михайловское, там дел невпроворот. Нужно восстанавливать этот пушкинский уголок. Ведь ты — опытнейший музейный работник!".
wikimedia.org
Он и поехал. И восстановил из руин святые для сердца каждого русского человека места.
Когда его спрашивали, сколько у него под началом музейных работников, он обычно отвечал: "Я живу, да моя старуха, да еще... милиционер". Жену свою, Любовь Джалаловну, Гейченко называл хозяюшкой: "Она здесь — всему голова". Может быть, поэтому атмосфера Пушкиногорья была семейной, ненапыщенной. Не было той музейной сухости, при которой классики предстают этакими бронзовыми истуканами. Наверное, и сам поэт, чья тень незримо присутствовала в аллеях парка, не отказался бы выпить по стопочке с русским дядькой, ворчливым и добродушным, порывистым в гневе и отходчивым.
Прожив 90 лет, Семен Степанович Гейченко воздвиг себе "рукотворный памятник" - добрую память и книги: "У Лукоморья", "Пушкиногорье", "Сердце оставляю вам". Но первого тома полного, академического собрания сочинений Пушкина так и не дождался. И тихо умер в 1993 году, отдав сердце тому, кого боготворил с детства.
Когда его спрашивали, сколько у него под началом музейных работников, он обычно отвечал: "Я живу, да моя старуха, да еще... милиционер". Жену свою, Любовь Джалаловну, Гейченко называл хозяюшкой: "Она здесь — всему голова". Может быть, поэтому атмосфера Пушкиногорья была семейной, ненапыщенной. Не было той музейной сухости, при которой классики предстают этакими бронзовыми истуканами. Наверное, и сам поэт, чья тень незримо присутствовала в аллеях парка, не отказался бы выпить по стопочке с русским дядькой, ворчливым и добродушным, порывистым в гневе и отходчивым.
Прожив 90 лет, Семен Степанович Гейченко воздвиг себе "рукотворный памятник" - добрую память и книги: "У Лукоморья", "Пушкиногорье", "Сердце оставляю вам". Но первого тома полного, академического собрания сочинений Пушкина так и не дождался. И тихо умер в 1993 году, отдав сердце тому, кого боготворил с детства.
wikimedia.org |
Его книги читаются и по сей день. Они немного пространны и старомодны, как прогулка по музею, когда шаги посетителя отдаются гулким и деревянным эхом по всему дому. Помню, когда отмечали 100-летие со дня его рождения, о Семене Гейченко вспоминали в ЦДЛ. Говорили хорошие и правильные слова, рассказывали анекдоты. Дело, как обычно, кончилось буфетом. Жизнь хранителя "Лукоморья" продолжилась уже в новых легендах. |
Но вернемся к страницам книги, с которой мы начали:
Когда будете в Михайловском, обязательно пойдите как-нибудь вечером на околицу усадьбы, станьте лицом к маленькому озеру и крикните громко: "Александр Сергеевич!" Уверяю вас, он обязательно ответит: "А-у-у! Иду-у!"
Когда будете в Михайловском, обязательно пойдите как-нибудь вечером на околицу усадьбы, станьте лицом к маленькому озеру и крикните громко: "Александр Сергеевич!" Уверяю вас, он обязательно ответит: "А-у-у! Иду-у!"
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru